Эрис родилась 18-го Высокого Солнца под мостом одного из вивекских каналов, за ящиком со специями. Минутой позже на свет появилась ее сестра-близнец. Мать, пролежав без чувств до утра, чудом пережила роды и, с ужасом обнаружив, что родила двойню, поняла, что прокормить двух девочек ей не удастся. Вложив записки с именами в свертки с младенцами, Дерия направилась в Балмору и, оставив Нелу у порога семьи Веним, скрылась с Мадаоной на руках в неизвестном направлении.
Отец был в отъезде, а мать отлучилась на рынок, и плачущего ребенка обнаружили оставшиеся дома дети - дочери Тераны и Фарвила Веним. Девочки провозились с младенцем до вечера, тут же решили, что спать он будет в комнате старшей Раны, даже имя придумали! - Эрис. Дети, правда не торопились разбираться, мальчик перед ними или девочка. Возвратившаяся с рынка Терана, обнаружив обступивших сверток дочерей, поначалу наотрез отказалась оставлять ребенка в семье, но разрыдавшиеся девочки не желали отдавать полюбившуюся им игрушку, а женщине, несмотря на собственный выводок из шести ребятишек, не хватило духу обречь ребенка на верную смерть. Записку обнаружили несколькими днями позже, но Терану это, похоже, совершенно не заботило. К тому же, придуманное сводными сестрами имя неплохо прижилось. Первое время Терана всеми силами скрывала от Эрис то, что та была приемным ребенком, и наказала мужу поступать так же - женщина опасалась, что поползут слухи. Другие дети, правда, скоро разболтали Эрис правду, о которой девочка подсознательно догадывалась и сама: Терана была женщиной рассеянной, раздражительной и до безумия любила своих шестерых детей. Посчитав, что дала девочке все, что могла дать женщина в ее положении для достойной жизни, она махнула на воспитание Эрис рукой, уделяя девочке ровно столько внимания, сколько, по ее мнению, требовалось, чтобы развить в ней самостоятельность и умение полагаться на себя, предоставив остальное мужу, сразу полюбившему Эрис как родную.
Однако, обвинять женщину в равнодушии или неприязни к приемной дочери было бы досадной несправедливостью: Терана по-своему любила девочку и заботилась о ней, не находила себе места, когда та болела или попадала в неприятности. И все же часто срывалась на дочери и припоминала, что если бы не ее доброта и великодушие, Эрис едва ли дожила бы до сегодняшнего дня. Словом, стоило мало-мальски серьезной проблеме, касающейся кого-то из ее родных детей, замаячить на горизонте, Эрис тут же отходила на второй план.

Муж Тераны, Фарвил, имел уважаемую работу историка при Доме, заведовал архивом и большую часть свободного времени проводил в городской библиотеке. Фарвил, видя искреннюю заинтересованность Эрис в истории и магии, занимался с ней сам и каждую неделю приносил девочке книги и игрушки, помогал ей в учебе и часто выручал советом, стараясь компенсировать отстраненность её приемной матери. Эрис, которой к тому моменту было около двенадцати, отчаянно старалась привлечь внимание Тераны. Бессильно злясь на мать и в то же время чувствуя себя совершенно беспомощной, она, казалось, нисколько не ценила отцовскую любовь: регулярно сбегала с занятий, водилась с уличной шпаной - девочке даже удалось сколотить шайку, куда, помимо оборванцев с улицы, с превеликим удовольствием потянулись как ее сводные братья и сестры, так и соседские ребятишки. Об одном из ее приятелей, впрочем, стоит сказать еще пару слов: Ултис, мальчик на три года старше Эрис, промышляющий мелкими кражами, станет девочке близким другом, научит взламывать замки, окажет сильное влияние на ее религиозные взгляды и купит Эрис ее первую кружку мацта.
Мать, впрочем, только сильнее отстранилась от дочери, окончательно пустив всё на самотёк - девочка позорила семью перед Домом, а с годами, казалось, становилась все более неуправляемой и инфантильной. Характер у данмерки и вправду был не подарок - хитрая, лживая, любопытная и общительная девочка рассудила, что расчитывать ей придется только на себя - как того и хотела Терана. Эрис ни во что не ставила внимание и старания приемного отца и, то ли от избалованности и детской капризности, то ли от давящего понимания, что у нее никогда не будет матери, девочка ощущала себя чужой и лишней в семье и в Доме.

Годы шли, Эрис стукнуло четырнадцать. Мучаясь от ночных кошмаров и сопровождающих их бессонницы, головной боли и воплей посреди ночи, которые родители принимали за очередной каприз и попытку им досадить, Эрис наловчилась, взбираясь на растущее у стены дома раскидистое дерево и цепляясь за карниз, перебираться на крышу. На крыше девочка нередко проводила долгие часы, порой оставалась на ночь, не желая докучать семье и будить сестер полуночными криками. Тогда же, постепенно осмелев и изучив балморские крыши и переулки, данмерка сообразила, что, пробравшись в окно, ведущее в кладовку на кухне, она при должной ловкости и аккуратности сможет ненадолго заглядывать в покои советников, пока те, по обыкновению, беседуют в саду.
Десяток неудачных попыток, возвращений домой в компании стражников, скандалов и наказаний, и угнаться за невысокой шустрой данмеркой, неплохо знающей местные подворотни, удобно приставленные к стенам ящики и растущие у окон деревья, порой было проблематично. Тогда Эрис, имея какой-никакой авторитет среди соседских детей, принялась обменивать раздобытые в комнатах советников безделушки, пропажу которых те в большинстве случаев попросту не замечали, на дрейки, сладости или услуги - занятой серджо не хватится пустячной блестяшки, а десятилетний Олмс душу за такую продать готов! В деле этом ей нередко приходилось подставлять друзей, оборачивая ситуацию в свою пользу, и, со временем разучившись корить себя за это, девочка впервые взглянула на знакомых скорее как на полезных, нежели дорогих ей людей. Те, в свою очередь, постепенно стали видеть в Эрис не взбалмошную, веселую и надежную подругу, а не отличавшегося верностью и преданностью, но во многом полезного союзника. Некогда крепкая детская дружба свелась к сухим договоренностям.
Тогда же девочка сообразила, что бездумными выходками и прогулами она ничего никому не докажет, сделав хуже лишь самой себе - знания, каким бы скучным и монотонным ни было их получение, необходимы и, что самое главное, выгодны. Отношения с отцом к тому времени у нее вовсе разладились, и Эрис, понемногу промышляя продажей безделушек и воровством вишневых пирогов с кухни, принялась за учебу - к ней вернулся угасший годами ранее интерес к истории, экономике и политике, и данмерка, не без труда пересилив лень и раздражение, старалась наверстать упущенное в изучении языков.

Проведя значительную часть детства в компании малообразованных ребятишек из трущоб, Эрис всегда импонировал их талант к сложению витиеватых ругательств и ясному, лаконичному изложению мыслей. Девочка постепенно переняла эту простецкую манеру общения, послав уроки этикета к шалковой матери, и вскоре вовсю доставала родителей такими сочетаниями скампов и даэдротов, что у Тераны уши в трубочку сворачивались.
Непрекращающиеся распри и гнетущее напряжение в семье, правда, в конце концов пересилили ребяческие капризы, изрядно утомив девушку, и Эрис поняла, что пора бы налаживать ситуацию. Адаптивности и двуличия ей, благо, было не занимать, и данмерка, махнув рукой на обиды, рассудила, что наиболее выгодным решением будет попросту подстроиться под ожидания родителей, по возможности обернув ситуацию в свою пользу.
Поначалу было непросто: напускная вежливость и лицемерие давались Эрис с трудом, но вскоре принесли свои плоды. Отношения с Тераной и Фарвилом постепенно налаживались, старые знакомые стягивались в прежний круг общения, а девочка, действуя аккуратнее и расчетливее, по-прежнему могла водиться с уличными мальчишками, промышляя мелкими кражами.

Прошло около двух лет. Холера начала уносить сестер одну за другой. Трое девочек скончались за считанные недели, а Терана, бессильно наблюдая за смертью родных дочерей, минующей приемную девочку, всё задавала себе вопрос: "Почему они, а не Эрис?". Горе и бессилие выжгли зачатки материнских чувств, и с тех пор Терана перестала замечать девочку - глядя на Эрис, женщину терзало чувство жгучей несправедливости, и та, ненавидя себя за это, предпочла отстраниться и смириться с тем, что едва ли сможет полюбить приемную дочь. Фарвил же посвятил себя работе и заботе о безутешной жене, предоставив Эрис самой себе. Ее это, впрочем, нисколько не огорчало - глубоко и очень болезненно переживая утрату Луны, младшей сводной сестры, она с головой ушла в учебу. Кошмары и бессонница прекратились.

Старания девушки не остались незамеченными. Одним дождливым Морндасом Эрис собиралась выехать в Садрит Мору. Отец, посчитав, что некоторые таланты девушки можно использовать в интересах Дома, выбил для нее поручение - подслушать, о чем толкуют некоторые личности, приближенные к телваннским наемникам, и с полученной информацией вернуться в Балмору.
Закончив со сборами, Эрис перед отъездом решила прогуляться у канала и заглянуть на рынок, но, проходя мимо кухни, стала свидетельницей занимательной картины: девушка, как две капли воды похожая на нее, о чем-то жарко спорила со стражником. Тот, обернувшись и заметив стоявшую поодаль Эрис, тупо уставился на данмерок и, бегло переведя взгляд с одной на другую, приказал вести обеих в допросную. Эрис, ошарашенная внезапным воссоединением с сестрой, о существовании которой не знала и в помине, не смогла и слова из себя выдавить, всё прокручивая в голове случившееся и поражаясь абсурдности происходящего. Мадаону - так назвалась данмерка, - оставили в камере вместе с молодым данмером, а Эрис повели дальше по коридору.
Дознаватель всё твердил девушке о заговоре, украденных документах и шпионаже, убеждал признаться - в чем признаться она, правда, не имела ни малейшего понятия, и, заговаривая стражнику зубы, сосредоточенно расправлялась с кандалами предусмотрительно выученным заклинанием. Когда послышался заветный, чуть слышный щелчок, а все, что оставалось данмерке - дождаться подходящего для побега момента, в камеру ворвались Мадаона с рассеянно плетущимся позади сокамерником. Дальше все, как в тумане: дознаватель, глухо рухнувший на пол с кинжалом под ребром, Мадаона, беззвучно рыдающая у стены, прикрывая рукой раненый глаз - стражник успел полоснуть мечом, и Малтил, растерянно поддерживающий ее за талию.
Кровь глухо стучала в голове, а шок в какой-то степени отрезвлял, отгоняя панику, и помогал не растеряться: беглецы ушли сплетениями канализаций под городом, добрались до подножия ближайшего холма и, убедившись что за ними нет редоранского хвоста, разбили небольшой лагерь.
Мадаона пролежала без чувств несколько дней. Эрис, меняясь с Малтилом - так назвался их новый знакомый, - ночными дежурствами, ухаживала за сестрой, меняла повязки и, казалось, всё еще не до конца осознавала случившееся.
На утро третьего дня Малтил как сквозь землю провалился. Как и папка с крадеными документами, которую Мадаона зачем-то утащила из Балморы под рубахой.
Когда девушка очнулась, впрочем, все встало на свои места: ее, Мадаону Релет из Садрит-Моры, как бы иронично это ни было, в тот же день послали выкрасть некие документы из балморского архива Дома Редоран. Впопыхах девушка перепутала папки и по ошибке стащила бумаги с записями о приемной семье Эрис. Именно её Малтил по какой-то причине прихватил с собой, на рассвете улизнув из лагеря.

Удостоверившись, что рана запеклась и не грозит Мадаоне заражением, девушки, кое-как перевязав несчастный глаз, остались на некоторое время в лагере. Хорошенько отоспавшись, сестры, обнаружив, что ни еды, ни воды, ни уж тем более денег в сумках не оказалось, двинулись в Альд'Рун - там, рассудили они, шансов помереть всяко меньше, чем в Балморе, ближайшем городе в округе.
И оказались правы - скорчив жалобную мину, хромая и кашляя, Эрис не без труда удалось выпросить у местных кое-какой ночлег и припасов в дорогу.

Первое время ужиться было непросто - Мадаона оказалась упрямой и немногословной, а Эрис до невозможности раздражали отстраненность и вечное недовольство сестры. Девушки, впрочем, сошлись во взглядах на многие политические и не только темы, что, безусловно, обнадеживало. Мадаона, к тому же, оказалась неплохим механиком, и в сочетании с историческими знаниями Эрис из них вышла неплохая команда - данмерки принялись продавать добытые в руинах артефакты и двемерские детали. За месяцы совместной работы девушкам удалось обзавестись комнатой в Вивеке и некоторыми связями, что дали сестрам возможность заняться поисками Малтила и пропавших документов. Девушек все еще разыскивала редоранская стража, а свалить нападение и кражу на сбежавшего с бумагами вора и, раздобыв сумму для штрафа повнушительней, привести Малтила в Балмору, казалось близняшкам единственным логичным выходом из ситуации.
Отношения у сестер по-прежнему непростые: раздражительность и вспыльчивость Мадаоны кажется Эрис неуместной и мешающей работе, а ее чрезмерное беспокойство и попытки контролировать сестру забавляют данмерку - пусть Мадаона и считает Эрис ребенком, инфантильность и ребячество характерны для нее в гораздо большей степени и, несмотря на немногословность и раздражительность, самоконтроля Мадаоне уж точно не достает. Тем не менее, Эрис дорожит отношениями с сестрой, а семья и кровные узы для нее все еще не пустой звук. Несмотря на присущие ей эгоистичность и закрытость, Эрис по-прежнему боится одиночества.