Нирвин Террал родилась 7-го числа Восхода солнца в поместье близ Нарсиса. Её родители — Дралас Террал и Урейна Террал — были исконными представителями Великого Дома Хлаалу. Дралас Террал владел небольшой шахтой квама, которую передал  ему по наследству больной отец. Также в наследство Драласа попали и долги отца, коих со временем становилось только больше и, казалось, были просто не погашаемы. Терралы уже давно тонули в омуте долгов, а яичная шахта после Рилоса Террала приносила одни убытки. Дралас считал своим долгом вывести семью из текущего плачевного положения. Он презирал своего отца и, по сути, был воспитан своим дедом, решительным и целеустремленным мером. И действительно, со временем шахта наконец-то начала приносить прибыль, а долги один за другим стали пропадать. На волне такого феноменального успеха Драласом заинтересовалась Урейна Дреллен, его будущая жена. Они познакомились на одном из вечерних приёмов и впоследствии поженились. Отец Урейны был не слишком рад такому союзу, однако уступил дочь вместе с приданым молодому и успешному Драласу.
Их брак был таким же успешным, помимо одного нюанса: он был бездетным. Сколько бы Терралы не старались произвести на свет ребенка, у них ничего не выходило. Прошло и так много времени со времени свадьбы, хотя Дралас и успел уже привести свой бизнес в порядок, сумел разобраться с долгами. В конце концов, Дралас и Урейна решились завести ребенка. Раз они не могли его родить, то все ещё могли усыновить. Так получилось, что они выкупили совсем ещё маленькую дочь эшлендерских рабов по имени Нираи. Со стороны Терралов это был некий акт благородства: они спасут маленькую данмерку от рабовладельческих цепей, воспитают её как родную дочь, приобщат к культурному обществу и истинной вере. Забрав дочь себе, они дали ей новое имя — Нирвин.
Спустя какое-то время былые желания и мечты о детях как будто растворились — будто  тех никогда и не бывало. То ли оттого, что Нирвин была им неродной дочерью, то ли оттого, что родители просто не умели по-настоящему любить, были слишком холодны умом, расчетливы, к тому же Хлаалу даже больше чем надо, те практически не занимались дочерью, проводили категорически мало времени рядом,  уделяя внимание своим делам. Дралас постоянно засиживался в своем кабинете допоздна, усыпанный множеством бумаг. Урейна в свою очередь пропадала на всевозможных вечеринках и приемах, возвращаясь также поздно ночью, если не на следующий день. Не в состоянии подарить своему ребенку родительскую любовь, они дарили ей подарки, очень много подарков. Дралас, как и его жена, был страшным материалистом, он задаривал Нирвин различными платьями, игрушками, сладостями и прочими вещами, таким образом, как он считал, проявляя свою любовь. Он, можно сказать, откупался от общения с дочерью.
Когда Нирвин подросла, за ней начала ухаживать молодая бретонка по имени Алона. Она была рабыней, занимавшейся работой по дому. Ухаживать за маленькой данмеркой ей нравилось, это было лучше, чем постоянно стирать и убираться в комнатах, а особенно приводить в порядок наряды Урейны. Часто Алона просто играла вместе с Нирвин, пока Терралы были заняты своими бесконечными заботами. Они очень сдружились, Нирвин постоянно требовала поиграть с ней, а Алона не могла той отказать. Среди прочих детей из других домов у Нирвин не было настоящих друзей, в основном они соперничали между собой и постоянно ссорились. Маленькая Террал также очень любила заниматься бартером игрушек, иногда даже доводя некоторых детей до слёз, благодаря обману и мелким махинациям в своем игрушечном бизнесе.
Когда Нирвин вновь постарше, её родители начали нанимать ей различных учителей. Учеба не то чтобы нравилась девочке, однако та никогда не была против. Она вполне себе могла быть усидчивой, а машинальное зазубривание всегда давалось ей очень просто. Несмотря на все старания Алоны, Нирвин росла озорной девчонкой и злостной пакостницей. Маленькая данмерка любила задавать своим учителям странные, провокационные и просто смущающие вопросы, которые вводили учёных людей либо в ступор, либо заставляли тех тратить время урока, чтобы что-то искать, вспоминать и доказывать. Она очень любила пакостить своим родителям, чтобы хоть как-то привлечь их внимание. Нирвин путала документы отца, меняя маркировку полок, отчего Дралас, будучи перфекционистом, сильно бесился. Также не менее забавно было подделывать приглашения на очередной вечер для "Мутсэры Урейны Террал".  Родители не наказывали свою маленькую озорницу, поэтому доставалось обычно Алоне. Рабыня уговаривала данмерку так больше не делать, и та соглашалась.
"— Хорошо, — соглашалась Нирвин. И затем додумывала про себя: — В следующий раз я буду аккуратнее… "
Время шло? и Нирвин нашла себе новое занятие помимо пакостей, учебы и отыгрывания различных персонажей и их историй в образах кукол вместе с Алоной. Сюжеты в таких играх порой бывали по-данмерски суровы и кровавы, отчего пугали Алону, которая, казалось бы, уже много лет прожила среди темных эльфов.
Однажды Нирвин, застукав одного из каджитов за кражей,  пообещала ему никому об этом не рассказывать, если каджит научит её открывать замки, не используя ключей. У раба не осталось выбора, как поделиться своими знаниями с девочкой. Изначально Нирвин тренировалась на замочке своей маленькой шкатулки. Ей нравилось это занятие: аккуратно и постепенно вскидывать язычки замка, чтобы в конце услышать торжественный щелчок. Изначально дела шли не очень, даже самый простой замочек не хотел поддаваться, но постепенно, благодаря усидчивости и заинтересованности данмерки, та достигла некоторых результатов. Теперь Нирвин умела вскрывать свою шкатулку, дверь на чердак и пресловутую кладовку, замок которой не поддавался ей на протяжении нескольких дней.

Шло время, и на 12 день рождения дочери Урейна неожиданно решила собрать гостей и родственников в их поместье. Вряд ли все эти гости предназначались для молодой Террал, скорее, девочка была лишь поводом для проведения званого ужина. Нирвин не нравились шумные вечеринки, когда стены дома чуть ли не трескались от количества окруженных ими гостей. Зачастую она пряталась от шума в своей комнате на втором этаже. Она была одна и лишь изредка оставалась с Алоной, ведь бретонка во время подобных гуляний была по уши в заботах. На этот же раз, в свой двенадцатый день рождения,  Нирвин решила прогуляться подальше от дома, чтобы никто из гостей её не донимал. Она была одна, Алона трудилась для господ, а никого другого в такие моменты данмерка к себе не подпускала.
Убежав далеко от поместья, Нирвин вглядывалась в окружающие её равнины. Она вспоминала земли Вварденфела, сравнивая их с такими же родными теперь равнинами Дешаана, думала о многом, в том числе и о своих родителях. Всё время её успокаивали тем, что её родители занятые меры и просто не могут найти для неё свободного времени в бурном ритме жизни. Нирвин с улыбкой на лице вспоминала лица родителей, разыгранных собственной дочерью. Её выражение лица чуть изменилось, когда она вспоминала, как отчитывали Алону за её проступки. Террал было жалко свою няньку, они с ней достаточно  сблизились, и Алона была для неё очень близким человеком. Однако, несмотря на это, Нирвин не теряла мысли, что бретонка всего-навсего её рабыня.
Вернувшись домой, Нирвин ждало ужасное зрелище: её родовое поместье, родной дом был охвачен огнем. Из каждого окна вырывались злобные языки пламени. Девочка бегала вокруг дома, охваченная ужасом, зовя родителей, Алону… Никто не откликнулся ей.

После того рокового дня Нирвин осталась совсем одна. Прошлые друзья не желали видеть её у себя, выгоняя прочь, как будто девочка проклята. Ей казалось, словно весь мир отвернулся от неё. Она так и бродила в том платье, которое по совету Алоны надела на свое день рождения. Разве что теперь оно не выглядело таким ярким и нарядным.
Почти сразу после инцидента Нирвин поспешила в Морнхолд, где, как она помнила, жили её родственники. Она привязалась к первому попавшемуся торговому каравану и вместе с ним покинула родные округа Нарсиса.
___________________________________________________________
Город Морнхолд. Крупный, переполненный  разными людьми, мерами, зверолюдьми. Очевидно, что найти конкретного человека в районах такого большого места было непосильной задачей, и Нирвин, как сама это считала, поняла это слишком поздно. Она осознала, как была наивна тогда, когда была окружена простым миром, без страданий, трудностей. Далеко от реальной жизни, от реальной картины. Постепенно она начала понимать, за что той стоило ценить своих родителей. Да, они, наверное, не были самыми чуткими, отзывчивыми, никогда не говорили вслух, что любят её. Но, возможно, они любили её по-другому, и этой любви Нирвин более не хватало.
Нирвин начала бродяжничать. Изначально она просто попрошайничала, пытаясь надавить на жалость, вытянуть из проходящих людей хоть немного денег на самую простую еду. Она голодала, слонялась по грязным улочкам и переулкам. Никто в городе, помимо паломников, казалось, не желал видеть ничего дальше своего носа. Все были замкнуты где-то в себе, были окружены своими проблемами, чужая жизнь их не интересовала. Нирвин это быстро поняла и не нашла иного способа для выживания, как воровство. Она принялась воровать на рынке. Первое время она воровала лишь еду с рыночных прилавков. Это получалось у неё на удивление хорошо и действительно нравилось:  максимальная концентрация, риск и бьющееся сердце — все это отвлекало её от болезненных воспоминаний о прошлом. Азарт возрастал и помимо фруктов с прилавков, девушка начала интересоваться добычей покрупнее – деньгами. Во фрукты ведь не оденешься!
Нирвин воровала кошельки, особенно по утрам, когда рынок был переполнен галдящим людом. Но она воровала не только там: у обычных проходящих людей, обчищала приезжавшие караваны, сумки влюбленных, увлеченных друг другом парочек.
Так продолжалось некоторое время, пока Нирвин не повстречалась с шайкой уличных ребятишек. С того времени она перестала быть одной, у неё появились какие-никакие друзья. Она полностью окунулась в криминальную жизнь. Теперь она не просто воровала кошельки на улицах, а забиралась в дома, чтобы украсть ценные вещи или документы, которые требовались неким неизвестным личностям, нанимавшим воришек через посредников, за символическую плату.
Там, где появились друзья, завелись и  враги. Нирвин была довольно удачливой  и популярной, чем и раздражала другого своего коллегу-воришку. Это был симпатичный, по мнению Нирвин, данмер, на два года старше неё, по имени Невос. Невос и Нирвин принялись соперничать, стали соревноваться в том, кто сколько добычи принесет, кто кого ограбит и в чей дом проникнет. Со временем их соперничество переросло в нечто иное. Они более не соревновались и не мешали друг другу, а работали сообща, ведь так можно было получить гораздо большую выгоду. Бывшие неприятели стали не разлей вода: они работали и проводили всё  время вместе.

Невос и Нирвин давно покинули Морнхолд ради того, чтобы путешествовать по землям Морровинда, искать новой добычи, риска и приключений. Но что-то изменилось. К ним постепенно приходило осознавание того, что в их деле не должно быть близких, тех людей, кто тянет их на дно, благодаря кому они могут становиться предметами для манипулирования, ради кого они пойдут на большой риск.
" — Ты же сама всё понимаешь. Я вернусь... Позже, тогда мы сможем позволить себе дом и чистые деньги. Мы будем жить как все остальные..."
___________________________________________________________
Оставшись одна, Нирвин действительно стала свободнее. Они договорились с Невосом, что не знают друг друга и что вновь познакомятся, когда у них будет другая жизнь. Но, признаваясь себе, Нирвин не желала иной жизни, она хотела лишь развивать нынешние события. Возможно, она боялась возвращаться в то время, похожее на её детство. Да, её занятие было далеко не благородным, совсем небезопасным, а своими достижениями можно похвастаться лишь в узком кругу лиц. Но несмотря ни на что девушка любила эту жизнь. Любила следить за хозяевами домов, анализировать их график, порой даже узнавать грязные секреты, слышать приятный стук язычков в замке и ещё более приятный финальный щелчок. Она любила, когда потели ладошки от аккуратных нешумных ползков по высокому карнизу дома, любила, когда бьётся сердце и когда слышен топот нервных шагов...
Нирвин не любила работать на Камонну Тонг. Эти меры убивают, и им это нравится, а убийство означало для неё, что дела приняли чуть ли не самый худший поворот событий. Вообще Нирвин никогда никого намеренно не убивала, она была далека по навыкам от воинов и наемных убийц и владела оружием на уровне самообороны: знала, как можно защититься, знала, как можно вывести из строя противника, но никогда не пыталась кого-то убить нарочно. Тем не менее, можно солгать, если сказать то, что руки данмерки чисты и невинны. И несмотря на свой молодой возраст, Нирвин успела запачкать руки кровью, по крайней мере, кровью тех личностей, коих  было не жалко, как не жалко было бы и другим. Это были те, которые заслужили наказание, но так или иначе Нирвин всё это не нравилось.
Задание было простым: выкрасть определенный запечатанный контейнер, содержимое не проверять ни в коем случае. Каммонна платила хорошо, хоть и существовало чувство того, что эти далеко не чисты. Достать контейнер, несмотря на ранее сказанные слова о его важности, оказалось достаточно просто. И вот она уже в месте встречи: небольшой корабль с опущенными парусами, мирно подначиваемый волнами.

"— Вы знакомы? — спросил полный данмер, чуть ли не разложившийся на небольшом деревянном стуле".
Нирвин и Невос переглянулись.
"— Показалось знакомым, — холодно ответил Невос, вглядываясь в лицо девушки. — Но вижу в первый раз".
Нирвин ничего не ответила, лишь безынтересно повернулась к сидящему данмеру. Невос и член Камонны что-то обсуждали, а девушка стояла рядом. Она  витала где-то глубоко в своих мыслях. "Невос работает на Камонну? Так он решил построить новую жизнь, на костях чужих жизней? Хотя я тоже сейчас работаю на Камонну, в какой-то степени..."
" — Достаточно! — вырвал из мыслей громкий возглас данмера и последовавший за ним скользкий звук лезвия, прорезающего плоть, врезающегося в органы, прорывая насквозь. Всхлип, кровавее брызги. Невос оказался на деревянной палубе, в разливающейся и наполняющей небольшие борозды и свободные отверстия лужи крови."
Нирвин застыла, широко раскрыв глаза. Состояние непонимания и неожиданного ужаса путали мысли. Это сон? Почему все так странно? Она не могла поверить в происходящее. Не могла поверить в реальность, обвиняла себя во лживости мыслей. В голове пролетали моменты жизни с Невосом, как они общались вместе, вместе любили друг друга, ругались и просто веселились. Это все в прошлом? Это осталось где-то далеко.
Голос обратившегося к ней данмера доказал, что происходящее реальность. Нирвин, неожиданно для всех, в порыве ярости ринулась в сторону данмера, выхватив кинжал, что висел на пояснице. "Мразь" — вырвалось из её уст. Она успела рассечь данмеру щеку, прежде чем телохранители, что стояли рядом, схватили её и ударом в живот заставили закашляться и согнуться в три погибели.
" — Как же досадно, что ты нихера не понимаешь,  — процедил данмер, вставая со стула и принимая полотенце, которым он прикрыл обагрявшуюся щеку. — А ведь ты способная. Но твои слабости сильнее тебя самой".
Нирвин дергалась, шипела и рычала как разъяренный кагути. Своими бесконечными попытками вырваться она вызывала слабую улыбку на серых лицах  телохранителей.
" — Потом убейте, — отрезал данмер с обагрившимся его кровью полотенцем у лица".
___________________________________________________________
Последние несколько лет Нирвин все также занимается привычным для себя делом. Ей нравится. Как и в детстве, она вновь может отвлечься от разъедающих её нутро проблем. Она путешествует по различным городам, грабит дома и людей, берет всевозможные заказы, старательно оставаясь в тени. Сейчас она не голодает, как раньше, у неё появились деньги, хоть и небольшие, но вполне себе устраивающие. Она даже успела обустроить себе убежище, в которым промышляет незаконными махинациями с документами, скрывается после крупной неудачной кражи или просто отдыхает от дел. У неё бывали как взлеты, так и падения: ей удавалось заполучать крупные суммы, успешно скрываться с места преступления или получать очередной хорошо оплачиваемый и, что немаловажно, интересный  заказ. Она попадала в различные стычки, из которых, казалось бы,  сама Госпожа Удача протягивала её руку. Порой Нирвин засиживалась и в тюрьме, воображая завтрашний день: сумеет ли она сбежать, прежде чем её казнят или вдруг ее захотят выпороть, да и отпустят с миром, или вдруг завтра ничего не изменится, и она навсегда останется наедине с давящими на её самочувствие прутьями камеры. Впрочем, жизнь её идёт обычным (для вора) чередом, но только теперь у тоё есть опыт. Нирвин извлекла выводы из множества жизненных уроков, которые заставили её смотреть на жить иначе. Девушка изменилась, начала понимать этот мир, и какова её роль в нем, а терзающие моменты прошлого, так бережно сбереженные отличной памятью, и все эмоции, делающие её уязвимой целью, слабой и легкомысленный, она заперла где—то далеко в своем сердце. Там, где никто не увидит и до чего  никто не сможет прикоснуться.