В объятьях своего пристанища.
Под подошвами сапог мягко шуршал снег. Солнце едва успело взойти и лишь край его виднелся среди белесых, горных шапок. Мороз не обжигал, осторожно касаясь кожи, сквозь толщу мехового плаща, согревая тонким, неуловимым теплом, что ощущается долей секунды на кончиках пальцев, лице и в груди. Невероятное ощущение, что вновь и вновь, каждое утро, словно впервые, с трепетом наполняет изнутри.

Нура не прекращала дивится тому, как север, неведомым, будто бы и правда волшебным, магическим образом действует на нее, тем самым, что нельзя описать известными словами, тем самым о котором мать нашептывала ей еще в колыбели. Девочка улыбнулась, замирая на месте, оглядываясь вокруг, с искреннем, детским восторгом, сияющим в льдисто-голубых глазах, а после сделала вдох, глубокий, полной грудью, заставляя легкие наполниться приятным холодом. Затем еще раз. И еще. В маленьком сокровенном ритуале, без которого для нее не мог начаться ни один день. Она сделала шаг. Другой. Под подошвами сапог, мягко шуршал снег, заставляя иные звуки вокруг меркнуть, замереть, стихнуть и с придыханием выжидать, пока свое отзвучит мелодичный хруст.

Нордка пошла вперед. Всматриваясь в замерзшую в объятьях льда, водную гладь. От собственных мыслей и мирного созерцания ее отвлекло воспоминание о том, что здесь она находится не просто так... Отец послал за можжевельником, что рос неподалеку,  блистая синевой среди снегов. Девочка чуть потерла руки, осматриваясь внимательнее, упуская возвышенные думы, сосредоточась на деле. Первые ягоды не заставили себя ждать и оказались внутри подсумка. И еще несколько, и еще... С десяток минут, что пролетели одним мигом, она сосредоточенно выискивала заветные ягодки, ровно до тех пор, пока не услышала совершенно новый звук в этой маленькой, интимной симфонии северной природы.

Словно новая песня барда, что звучит впервые в "Очаге и Свече", куда схлынулись люди со всех окрестностей, на празднество Новой Жизни. Новый, необычный звук, что нашел в девичьем сознание отзвуки... диссонанса? Тихий настолько, что можно счесть на игру воображения. Тихий, резкий, неприятный и очень... очень жалобный, будто взывающей к Маре о помощи...
Нура услышала вой. Не тот глубокий, пронзительный вой, что слышно ночью под луной.. Нет. Это был скулеж, что с каждой секундой заставлял маленькое сердечко щемяще сжиматься с каждым новым ударом, там, внутри. Она бросилась бежать, так быстро как только могли позволить ноги, не разбирая в сугробах дороги, где звук - путеводная звезда.

Мысли уже ничто не занимало, все смела лишь одна единственная, что била тревогу в набат. Скорее. Скорее. Скорее же. Нельзя медлить ни одной секунды и ничто другое уже не важно.  Не важно. Нет. Сердце выстукивает бешенный ритм, а звук все ближе. Она близко.

Снежный покров вокруг застывает, шевелясь лишь перед ногами, в остром, тревожном хрусте. В сугробе что-то шевелилось, понять это можно было потому, что оно было еще белее, чем все вокруг.  Скулеж, сравнимый лишь с самым грустным человеческим стоном доносился из-под толщи. Нура, упав на землю сделала несколько гребков руками, резко, судорожно отбрасывая снег назад, за себя, позволяя ему немилосердно, безжалостно жечь обнаженные пальцы, что цепко врывались в крупные куски, что вдруг стали нежданно липкими, очень твердыми.

Вдруг показалась морда. Абсолютно белоснежная, дрожащая морда маленького волчонка, его черные, словно ночное, звездное небо, глаза и такой же черный нос.. Даже нос выглядел обледенелым. Нура была уверена, что в иной ситуации даже столь малый волчонок, зарычал, неприятно ощерившись, попытался бы укусить или набросился. Но этот - не стал... Он лишь тихо скулил, моля о помощи, все так же, будто шепча. Девочка медленно, с осторожностью протянула руку, увидив как волчонок склоняет голову в одобрительном жесте. Нордка осторожно обхватывает шею и тянет на себя, но тут же раздается слабое, бессильное рычание и вновь переходит в уже привычный скулеж.
- Ладно... Ладно.. Прости, я.. я больше не буду.. - голосом, тон которого сорвался чуть ли не на плач, она попросила помощи у Мары, а после, стала пытаться придумать как его вытащить. Вытащить самой. За отцом идти далеко и долго, - я.. я тебя вытащу, нужно разбить снег вокруг твоих лапок.. х..хорошо? Пожалуйста, не бойся, не бойся меня...
Она не вполне поняла, дал ли волчонок хоть какой-то знак своего согласия, но, все же достала из-под меха острый, заточенный кусок камня, черного, словно смоль, крепкого, что не разобьет и кузнечный молот. По крайней мере.. Отец так говорил.
Волчонок обеспокоенно вскинул взгляд, позволив страху, волной пробежать по его тельцу...
- Тише... Я, я всего лишь разобью снег.. Только и всего.. Мне.. Нам.. Нужно вытащить твои лапы.
Быстро, чуть подрагивая, Нури вымолвила эти слова и стала остоложно дробить куски снега и льда под ним. Удар за ударом, большие части раскалывались на более мелкие, так и совсем рассыпаясь в осколки. Она освободила переднюю правую лапку из снега, с замиранием сердца вглядываясь в нее. Девочка счастливо вздохнула, увидив, что та шевелится...
- Держись, дружок, пожалуйста, держись, осталось ведь совсем чуть-чуть, - приободрительно сказала она, сама не зная, кого желает утешить больше, себя или волчонка, что оказался девочкой, как-только удалось откопать заднюю лапку, с той же стороны.
Минуты стали течь медленно, под стать тягучему, густому, крепкому меду, что в обычном состоянии сладко отдает хмелем, если нет в нем морозного яда. Яд - есть мороз, а мороз - есть яд.  Нура думала о подступающем холоде, упорно, все крепче сжимая камень в руках, до боли в пораненных всем этим процессом ладонях. По-немногу, она освобождала бедное животное из ледяного плена. Ну же.. Осталось совсем чуть-чуть....

Руки начинали неметь, пальцы сгибались крайне неохотно, а совсем недавно, приветливый мороз, обжигал могильным, жестким холодом, заставляя кости коченеть, еще немного и они отомрув, застынув в вечной, гранитной позе, пока ветра не иссушат плоть. Дрогнув от одной лишь мысли о таком, она выдохнула холодный пар, занося камень в последний раз, отбрасывая чертов кусок булыжника куда подальше, бросившись обнять волчонка.
- Все... Все хорошо.. Хорошо... Сейчас.. Сейчас мы пойдем домой... Сейчас пойдем домой.

Под подошвами сапог мягко шуршал снег... Нура ввалилась в дом, с порога и упала на мягкие шкуры, держа в руках маленькое чудо, теперь сама замерзая от холода, что крепко засел внутри тела..
- Лето... - промолвила она, взглянув в такие.. по-человечески понимающие, сияющие темнотой глаза.. Промолвила и провалилась в небытие. Такой ее и застал отец.

(Отредактировать картинку под снежный пейзаж не успел. Так что.. держите пока это. :3)

Отредактировано italyricci (2018-12-14 22:33:54)

Есть ли у прислужников Принцев свои питомцы?

Халзготу из Спирального Мотка это казалось невозможным. Служба Принцу, что покровительствует убийству и обману, научила его быть недоверчивым и осторожным, слишком недоверчивым и осторожным со всеми. Любая тень, коих в Плане было не сосчитать, заставляла биться даэдрическое сердце чаще, а самые темные углы обходились стороной. Все же, такое существование удовлетворяло всем потребностям Спайдеркита, а их было немного. Молиться Прядильщице, склонившись перед изящной статуей, да предаваться созерцанию бликов на матовой поверхности пронзающих паутину кристаллов - все, в чем нуждался младший даэдра. Но был ли от этого счастлив Халзгот? Ах, если бы…

Строились козни, сплетались союзы, которые рвались подобно неаккуратно задетой паутине. Этому месту хватало всякого проявления темной сущности даэдрических порождений, которыми игралась Прядильщица. Здесь взаимодействовали лишь ради выгоды, но не самого процесса общения.
Халзгот не участвовал в этом. Спайдеркит чувствовал себя особенным: имел он низкий рост и черные волосы до плеч, а руки его никогда не держали оружия. Не только внешне отличался младший даэдра - даэдрическое сердце недовольно сжималось от каждого шепота в тенях, что пророчил очередной сговор. Не был похож на других - и отошел от принятой иерархии своих сородичей, оставив их тонуть в пучине интриг. Свое время он теперь проводил за созерцанием мастерски сплетенных паутин в Мотке.

Иногда младшему даэдра казалось, что каждый узор был сплетен самой Прядильщицей. Тонкие серебряные нити сплетались в единое целое, являя восхищенному взгляду идеально симметричный рисунок, который слабо поблескивал в темно-красном свете Плана. От легкого дуновения ветра паутина слабо колебалась, и счастливый Халзгот слышал тихий звон, за которым были скрыты тайны Мотка.
Спайдеркит был восхищен, но и удивлен. Он никогда не видел процесс создания паутины. Ни разу не застал он хоть одного паука за этим делом, хоть в Плане Бога-Паука их и было больше, чем других младших даэдра. Он обошел почти весь Моток, но, к своему несчастью, мог видеть лишь скрывающихся в тенях пауков, которые покидали свою недоделанную паутину, едва завидев Спайдеркита. Они бежали от него, как другие бегут от неприятностей. Халзгот верил в то, что ему не везет, либо сам Принц намеренно скрывает от его глаз это, поэтому каждый его шаг в Мотке преследовал одну цель - увидеть создание паутины от начала и до конца.
Однажды ему удалось это сделать.

Под темными сводами пещер Спирального Мотка Халзгот был встречен четырьмя глазами, которые смотрели на него сверху. Красные, как его собственные, но маленькие и идеально круглые. Затем они стали приближаться, и лишь перед самым лицом Спайдеркита остановился их владелец - черный паук с красным крестом на спине. От тонких лап существа до самого потолка вилась тонкая нить, и паук медленно раскачивался перед Халзготом, не спуская со Спайдеркита пристального взора. Этот паук был по размерам немногим больше своих сородичей. Младший даэдра был удивлен тому, что существо обратило на него пристальное внимение, но еще большее удивление он испытал, когда паучок направился вверх, все также сияя глазами в полумраке. Затем четыре красных огонька исчезли, и Халзгот впервые испытал что-то, похожее на разочарование. Обиженно поджав губы, Спайдеркит уже собирался двинуться дальше, как увидел паука у другой стены. Маленькое существо не заметило его. Оно было занято своим делом. Паучок плел паутину.
Младший даэдра замер, опустив руки, и не двигался ровно до того момента, как последняя паутинка не была заботливо прикреплена на свое место. Четыре глаза выжидающе смотрели на безмолвного Спайдеркита, а маленькие лапки стали осторожно дотрагиваться до своего творения.
Этот паук плел особую паутину.

Казалась она кривой, сделанной неаккуратно и наспех. Не было той симметрии, которую раньше видел Халзгот - рисунок местами обрывался и начинался сначала, и спирали некрасиво переплетались с кругами. Глаза младшего даэдры бегали из одной части паутину в другую, но нигде он не мог увидеть красоты. Спайдеркит отступил на шаг, вдохнул полной грудью и… замолк, чтобы не нарушить едва слышимое звучание чего-то прекрасного.
Лапки паучка игрались с нитями, а те тихо звенели в ответ, привнося в тишину Мотка нежный грустный мотив, который Халзгот никогда не слышал ранее. Притих даэдра, даже сердце его стало биться слабее, лишь бы звук ударов не нарушал мелодию от паучка. Под самый конец ее, когда лапка в последний раз дотронулась до паутины, Халзгот все понял.

- Ты тоже особенный, да?
На протянутую жилистую руку осторожно опустился паук. Маленькие коготочки с интересом скреблись по коже, а Спайдеркит внимательно смотрел на паука.
- Внешне такой же, как и другие, но нутром отличаешься от всех?
Халзготу показалось, что паук словно бы кивнул ему в ответ, а затем существо протянуло передние лапки к нему. Красные глаза довольно блестели.
Халзгот присел на одно колено, отпуская паука на пол. Затем Спайдеркит впервые рассмеялся, и в смех его был довольным.

И так в Плане, где Прядильщица и ее подопечные плетут интриги, крепко сплелась негласная дружба Спайдеркита и паука. Один творил, другой созерцал - и ничего больше их не касалось. Теперь Халзгот действительно чувствовал себя уникальным. Не у каждого есть друг-паук. Даэдрический паук. Паук из Спирального Мотка.